(фантастическая повесть)
Дайджест 1 из ранних записей в дневнике Элюара:
“…Планета Земля – живая субстанция. И, как все живое, состоит из разных клеток. Эволюционные пути формирования этих клеток тоже разные. Но взаимосвязь их такая тесная, что друг без друга они существовать не могут.
…На заре своей ЭВОЛЮЦИИ человек, как и все живое на Земле, глубоко ощущал эту взаимосвязь, слышал и понимал “язык планеты”, чтил на ней все сущее, пользовался ее дарами с благоговением. Но как никто и ничто другое на Земле, человек, живая клетка ее, проявил уникальную способность к физиологическому, а следом и социальному самосовершенствованию. Он создал орудия труда и средства производства, и в биосфере Земли начал приобретать все большую власть. Его эволюция стала выпадать из общей эволюции всяк сущего на Земле и перерастать в ЦИВИЛИЗАЦИЮ.
…Цивилизация заставила человека не просить, а брать у Земли природные ресурсы. И брать он их начал не задумываясь, быстро уверовав в свою непогрешимость и безнаказанность и нанося этим неслыханный вред планете.
…И тогда Земля, живая субстанция, лишила человека, свою клетку, чувства защищенности. Она – замолчала в его сознании.
…Люди перестали ощущать себя частью природы Земли. Опустевшая в их сознании ниша эзотерических знаний стала заполняться всевозможными богами. Боги были завистливы и жестоки и враждовали между собой. И научили вражде и людей.
…Вражда стала образом жизни людей. Возникшее психическое напряжение в душах – нормой. Разрядка напряжения через взаимоуничтожение – целью.
И потому путь от пороха до атомной бомбы человек прошел быстро – за триста лет. Земля, непрерывно сотрясаемая рукотворными ядерными взрывами, в конце концов начала уставать.
…И тогда пришло время ВЕЛИКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ человека за совершенное и совершаемое.
Пришло время КОНЦОВ и НАЧАЛ…”
1.
Спасательный модуль СЗ-10 медленно плыл вокруг гигантского корпуса орбитальной станции второго поколения ИС, постреливая огоньками рулевых дюз.
Станция выглядела не совсем обычно. Настораживало отсутствие бортовых огней. Не светились иллюминаторы. Антенна-радар дальней связи была неподвижна, хотя еще сутки назад от нее поступал устойчивый сигнал маяка.
Экипаж спасательного модуля СЗ-10 собрался у большого экрана пилотного отсека, как только станция появилась на экране визуально, и следил за ней весь подлет.
Первым нарушил молчание эколог-корректор Влад.
– Командир! Обрати внимание – нет причалов!
– Ошибаешься! Один есть – прицеплен к штангам антенны.
– Странное место для причаливания…
– Нормальное, если не хочешь, чтобы вошли в твою станцию.
– Кто же не хочет?
– Не знаю.
– А как мы причалим?
Улыбка промелькнула на губах пилота-командира Диксона.
Пристыковка модуля без причалов – сложная, но штатная вводная, которую получают пилоты-курсанты перед выпуском. Три такие удачные пристыковки подряд давали право выпускнику на престижное назначение – или в дальние рейсы патрульной службы, или на транспортные рейсы к станциям в глубокий космос. Навесная бляха на значке пилота Диксона имела цифру 12.
Врач-психоаналитик модуля Элюар показал Владу глазами на значок. Тот все понял и смущенно потер переносицу.
Безучастность к их разговору хранил только Олаф, так называемый “пассажир”, а не член экипажа. Он не отрываясь смотрел на плывущую на экране станцию.
По штатному расписанию экипаж спасательных модулей типа СЗ состоял из трех человек: пилота-командира, врача- психоаналитика, эколога-корректора.
В Центре Спасательных Служб, куда их вызвали на недельный инструктаж и медицинский осмотр( обычные перед полетом в глубокий космос), в кабинете руководителя им представили Олафа именно так: во время полета он будет просто пассажиром; а в их работу включится уже на месте.
Целью полета модуля СЗ-10 был поиск станции второго поколения ИС, которая тринадцать лет назад исчезла в глубоком космосе и вдруг три месяца назад дала о себе знать сигналами бедствия из-за орбиты Плутона.
Спасательный модуль СЗ-10 закончил облет и, повинуясь манипуляциям клавишами на рулевой панели, завис над широким овалом входного люка станции.
– Застегнуть ремни безопасности! – приказал Диксон.
– Зачем? – пожал плечами Влад. – Станция же неподвижна…
– Выполнять приказ без рассуждений! – сказал Диксон, не оглядываясь.
Экипаж расселся по своим креслам и защелкал замками верхних и нижних ремней безопасности.
– Я сказал, все ремни застегнуть! – неожиданно рявкнул Диксон, все так же не оглядываясь.
Влад удивленно поднял голову. У командира что, глаза на затылке? И демонстративно щелкнул нижним замком, очень неудобным и потому не всегда используемым.
Модуль выстрелил пламенем из основных дюз и поплыл к станции.
10 метров…
7 метров…
5 метров…
Диксон положил левую руку на рычаг выпуска магнитных присосок. Рука легла неудобно. И командир на какую-то секунду замешкался, принимая для руки более удобное положение.
Это и спасло модуль.
Станция неожиданно сделала качок в его сторону. Штанги магнитных присосок модуля неминуемо оказались бы сломанными, если бы Диксон их уже в это время выпустил.
Сидевшие в рубке увидели, как борт станции стал угрожающе наплывать на экран. Реакция пилота-командира была молниеносной. Щелкнул тумблер аварийного скоростного заднего хода – и людей вышвырнуло из кресел на ремни безопасности.
Секунды напряженного ожидания.
Борт станции медленно отплыл на прежнее место. Но тревога усилилась.
– Командир! Что это было? – Влад еле сдерживал дрожь в голосе.
– Не знаю, – Диксон обернулся и выразительно посмотрел на его нижние ремни безопасности.
Влад все понял без слов. В космосе приказы командира выполняют не переспрашивая. И виновато потер переносицу, укоряя себя в душе за дурацкий вопрос. Это был его первый полет в глубокий космос. Новое всегда тревожит! Ну невыносимо же не знать, что происходит!..
Диксон, хмуро вглядываясь в экран, развернул модуль другим бортом к станции. Здесь находились магнитные присоски жесткого причаливания. Оно отличалось тем, что шлюзовую камеру после него установить на входной люк было уже нельзя. И кроме того трудность такого причаливания была еще в том, что пилот при этом не имел общего обзора, а только локальный, в месте, где шла стыковка. Общий видеообзор включался только после нее.
Модуль выстрелил пламенем основных дюз и снова поплыл к станции.
Серебристая поверхность ее, в оспинках от метеоритных ударов, закрыла весь экран. Повинуясь манипуляциям командира на рулевой панели, модуль передвинулся так, что на экране стал виден овал входного люка. По нему, как по ориентиру, точнее можно было произвести причаливание.
Вот он увеличился до настоящих размеров. Еще секунда – и модуль налипнет на него.
И вдруг люк поплыл к низу экрана – станция начала вращаться вокруг своей оси, не давая этим модулю причалить.
Рванув застежку верхнего ремня безопасности и расширив этим себе поле для маневра, Диксон ухватился обеими руками за руль ручного управления и резко перевел его в нижнее положение. Овал люка на экране поплыл вверх. И вдруг тут же начал уходить влево. Выравнивая модуль в ту же сторону, командир одновременно, другой рукой ухватился за ручку включения магнитных присосок. Модуль задрожал, но послушно завалился влево и тут же ткнулся в борт станции, мертвой хваткой вцепившись в ее поверхность. Толчок оказался настолько сильным, что командир, не страхуемый верхним ремнем безопасности, не удержался и ударился о ручку включения магнитных присосок и разбил себе лоб.
Элюар поспешно освободился от ремней и бросился к нему. Влад растерянно переводил взгляд с экрана, на котором уже автоматически включился внешний обзор станции, на командира и обратно, не зная, что ему делать. Один только Олаф, весь подлет хранивший по-скандинавски невозмутимое молчание, так и не оторвался от экрана.
Элюар залил из медицинского флакона лоб пострадавшего бактерицидной пастой, которая, мгновенно застывая, образовала ровную белую полосу. Диксон, морщась, осторожно откинул голову на спинку кресла.
И тут Олаф, оторвавшись от экрана, повернулся и, смешно расстягивая слова, сказал:
– Команди-ир! На ста-анции кто-то есть! В ру-убке управления ста-анцией два раза заже-егся и пога-ас свет!
2. (Из воспоминаний Диксона. За пять лет до рейса.)
Диксон проснулся от щелчка таймера кухонного комбайна.
В каждом номере санатория для пилотов дальнекосмических рейсов стояли такие. Удобно! Не нужно спускаться ранним утром в столовую, особенно на первых порах послеполетного адаптационного периода.
Диксон вылез из простыни-пакета, побрел в ванную. В зеркале долго рассматривал себя. Недовольно морщась, надул раза два щеки. Итак! Глаза – красные. Лоб и щеки – желтые. Нос – заострился. Кожа – буграми, а морщины – веером… Ну что сказать? Без!-образие какое-то!.. Перелет в санаторий, определение на поселение, встреча и ( гм!.. ) ужин с сослуживцем, который закончил отдых и ночью улетал на базу… Н-да! Огорчительно себя таким видеть…
После душа и настоящего земного завтрака, с овощами и фруктами, приободрившийся Диксон вышел прогуляться.
Санаторий, расположенный на Тихоокеанских атоллах Сейшельских островов, предназначался для реабилитации пилотов из рейсов за Юпитер и дальше, в глубокий космос. Пилоты из рейсов на Меркурий и Венеру обычно проходили реабилитацию в Лапландии.
Диксон вышел на набережную.
Созерцание океана, пальм, высокого неба в редких облачках скоро настроило на умиротворяющую волну, редко возникавшую во время рейсов и потому так ценимую. Незыблемым покоем веяло от всего окружавшего.
Диксон присел на скамью.
Голубизна океана, зеленовато-дымчатая у горизонта, напоминала голубизну земного шарика из космоса.
Диксон прищурился.
Каким он кажется одиноким и беззащитным среди черной бездны! Теперь же, при виде утреннего океана, о нем так не думалось! Потаенная мощь океана внушала невольный трепет и уважение. И рождала мысль, что за созерцаемым может таится невиданная в выражениях, упрямая в достижениях, но невероятная в проявлениях… праведная сила!..
Берег в этот утренний час был еще пуст. Сунув руки в карманы шорт, Диксон спустился к океану и побрел вдоль кромки воды, стараясь шлепнуть ступней в сандалиях по каждому подкатывающемуся языку волны.
Так он шел с полчаса. Наконец вдали замаячили первые две фигуры в халатах. Кто это? Мужчины или женщины? Ну-ка, ближе глянуть… Мужчины!.. Окунуться вышли. И под халатами – ничего! Кроме плавок… А может и их нет!? Может эти… нудисты?.. Ух, как бурно говорят! Что-то не поделили? Нет, просто, кажется, спорят.
Один из споривших был намного старше, седой, с коротко стриженной головой. У второго, совсем молодого, были длинные, вьющиеся, пепельные волосы, перехваченные на затылке синей лентой.
Поравнявшись, они замолчали и посмотрели на Диксона. Его очень удивила смертельная усталость в глазах старшего. Молодой же смотрел ни враждебно, ни дружелюбно! Как на пустую стену! Никак!
Не обменявшись друг с другом ни приветствиями, ни кивком головы, встретившиеся разошлись.
Диксон усмехнулся. Не ортодоксы ли это? У них такая манера – не видеть людей… Тряхнул головой и оглянулся. Словно почувствовав спиной взгляд Диксона, оглянулся и старший.
Увидел он их снова уже во время обеда, в столовой. Диксон с подносом искал свободный столик. Дальние уютные углы были уже заняты. Оставалось несколько свободных мест посередине зала под пальмами, росшими в огромных пластиковых бочках.
За двухместным столиком под одной из пальм и сидели утренние фигуры. Только вместо халатов они теперь были в синей форме космических ассенизаторов. “Угадал я-таки, – подумал Диксон. – Ортодоксы! Это они служат во всех такого рода уборочных службах, как в космосе, так и на Земле.”
У старшего были нашивки инструктора климатологической ассенизационной службы. У длинноволосого – нашивки новобранца так называемых орбитальных “пылесосов”: мусороуборочных космических модулей, следивших за чистотой околопланетных пространств. Человечество давно научилось летать по Солнечной системе, построило множество колоний на других планетах, из-за назревших гибельных социальных и технических противоречий занялось подготовкой Всеобщей Космоэкологической революции, но так и не научилось не оставлять после себя, как на Земле, так и в космосе, всяческий мусор: от запчастей орбитальных станций до мусорных корзин и туалетных баков с модулей и планетолетов. Именно ортодоксы, одержимые идеей спасения Земли от последствий цивилизации, и приходили служить в космические спасательные и уборочные подразделения.
Старший и длинноволосый уже не спорили. Но похоже перемирия между ними не было. Инструктор выглядел задумчивым и печальным. Тарелка с едой была перед ним не тронутой. Длинноволосый ел, но по каменному лицу его было видно, что держит он себя отчужденно, если не враждебно, по отношению к инструктору.
Обедать Диксон сел за одноместный столик недалеко от них. За время обеда космоассенизаторы не обменялись ни единой фразой. А утром, как горохом словами, сыпали!..
Еда была, по-земному, вся размазана по тарелке, каждой частичкой на виду, и потому казалась особенно вкусной. Диксон так увлекся ее поглощением, увлеченно манипулируя вилкой и ножом, что не заметил, как космоассеназаторы ушли. Ушли, так ушли! Ничего же особенного в них нет?!.. Хотя, нет! Как тогда расценить зафиксированную эмоциональной памятью броскую черточку: глаза инструктора. Так всегда смотрят обреченные на долгую болезнь или … смерть.
Диксон уже видел такие глаза. Два года назад, во время странной аварии марсианского космоавтобуса на 6-м терминале лунного транзитного порта. Космоавтобус, почему-то не погасив скорости при подлете к причалу, протаранил стоявший под разгрузкой товарный космопоезд, доставивший атомное сырье на многочисленные горнорудные шахты Луны. Удар пришелся не по грузовым отсекам с атомным сырьем и взрывчаткой, а по уже пустому пилотному отсеку. И авария потому катастрофических последствий не имела. А экипаж и пассажиры космоавтобуса погибли. Диксон на своем модуле был тогда на окололунной орбите и собирался совершать маневр для выхода на другую орбиту. Все радары его модуля были включены. За несколько секунд до тарана они и уловили адресованный кому-то телесигнал с космоавтобуса. На малом экране в пилотном отсеке модуля вдруг возникло лицо главного пилота, что-то говорившего. Слов не было слышно. Но глаза!.. Расшыренные, с почти невидимыми точками зрачков… Глаза смертника!
Невольное воспоминание отвлекло Диксона от еды. Он оглянулся на пустой столик, где только что сидели космоассенизаторы. Вазочка, прибор со специями, подносы с грязной посудой унесены… Но что это?! Салфетка на столе! Согнута в его сторону так, что видно английское слово: ”HELP!”.
Диксон осмотрел зал. Народу стало меньше. В форме космоассенизаторов никого не было. Торопливо допив свой любимый апельсиновый сок, Диксон вышел в холл, поднялся по лестнице на смотровую площадку. Заинтересовавшей его парочки нигде не было видно Диксон решил вернуться в свой номер. Но пошел не через главный, а через оранжерею-эспланаду. Вот здесь его тихонько и окликнули!
Инструктор, явно прячась, стоял за пальмами, недалеко от боковых выходов в спортзал и игровые комнаты.
– Пилот! Мне нужна твоя помощь! Доложи куда и кому хочешь, как свидетель, что меня видел! У меня нет выбора! Мне угрожают физической расправой. Я не согласен с методом космоэкологической реабилитации Земли! Но я не согласен и с методом тотального уничтожения цивилизации! Это ошибка!… И еще! Я посвящен в тайну местонахождения штаб-квартиры ортодоксов… Готовится акция уничтожения носителей генной реабилитации. Это вторая причина расправы со мной… Я – устал! Я не знаю, как правильно спасти Землю! Я – раздваиваюсь…
С этими словами инструктор сунул в нагрудный карман куртки Диксона дискету, повернулся и исчез за дверью, ведущей в спортзал.
В конце оранжереи послышались торопливые шаги. Появился длинноволосый. Его глаза опалили Диксона такой жгучей злобой, что он невольно напрягся, незаметно принимая оборонительную стойку.
Длинноволосый презрительно шевельнул было губами, что-то намереваясь сказать, но не стал этого делать, а словно принюхиваясь, раздул ноздри тонкого, крючковатого носа. В следующую секунду он уже шел по направлению к двери, ведущей в спортзал.
Диксон не пошел в свой номер, а спустился в бар. Он долго пил красное вино, смешивая его с апельсиновым соком и все поглядывал в зеркало за стойкой бара. Скоро в его отражении замелькали фигуры в форме космоассенизаторов. Но длинноволосый не появлялся. Зато рядом сел короткостриженный, малого роста, тоже с нашивками новобранца. Он заказал пиво и тупо уставился в кружку, чутко ловя боковым зрением каждое движение Диксона.
– “ Меня явно “пасут”… Это ортодоксы! И это – совсем не интересно! Могут быть неприятности…”
Диксон поискал глазами по залу и с облегчением заметил в дальнем углу трех парней в зеленой форме пилотов дальних косморейсов. Заказав три бутылки пива и взяв свой стакан со смесью вина и сока, Диксон направился к ним.
Парни были уже изрядно навеселе и восторженно, будто сто лет знакомы, встретили сослуживца. С ними Диксон и просидел до глубокой ночи. Все это время у стойки бара неотлучно дежурил короткостриженный.
Уже было пора расходится. Парни продолжали вести себя буйно, хотя, как говорится, уже почти не вязали лыка. Диксона же хмель не брал. Но стараясь подстроиться, шумел громче всех. Бармену это в конце концов надоело, и в зале появился полицейский патруль. Устрашающие каски, черные очки, бронежилеты, решительные движения…Веселую четверку быстро перепроводили за двери и усадили в спецмашину. Там врач-нарколог, похожий на старинного русского барина, добродушно усмехаясь в пышные рыжие усы, сделал каждому инъекцию в вены и усыпил их. Уходя в забытье принудительного сна, Диксон увидел через решетчатое окно салона напряженное лицо короткостриженного, злобно смотревшего на него и что-то говорившего по мобильному телефону.
Диксон проснулся в стерильно белой комнате гостиничного типа со всеми положенными атрибутами и дверями в подсобные помещения. Парней рядом не было. Его одежда висела на стуле рядом. Диксон поморщился от дурного вкуса во рту, поднялся, прошел в ванную, тщательно почистил зубы, принял душ. Уже когда он оделся, щелкнул замок и вошел толстый полицейский, весь какой-то домашний, улыбчивый. В роду у него, явно, были итальянцы, так как провожая Диксона по коридору, видимо, в какую-то канцелярию, он без умолку болтал всякий вздор и яростно жестикулировал руками.
Дежурный офицер с блеклым лицом и колкими глазами оценивающе глянул на Диксона и, не дослушав пространного доклада словоохотливого полицейского, досадливым жестом отправил его за дверь.
– Пилот Диксон?
– Да, сэр.
– Я – майор Смит.
– Да, майор Смит.
– Я ждал, пока вы проснетесь.
– Вы очень любезны.
– А вы очень сообразительны.
– Не понял.
Вместо пояснения майор протянул ему две фотографии полароида. На них был запечатлен лежавший на пляжном песке человек в униформе космоассенизатора с нашивками инструктора. На виске его было видно темное запекшееся пятно.
– Теперь поняли?
– Частично.
– Рядом должны были лежать и вы.
– Должен?!
– Должны БЫЛИ !.. Но сумели перехитрить… убийц. К вам обращался инструктор с просьбой?
– Да.
– И передал дискету?
– Да. Вы ее уже, думаю, просмотрели.
– Конечно. Ей нет цены!… Кроме того нам удалось поймать волну, на которой шло подслушивание всего, что говорил этот человек с другими.
– Кто подслушивал?
– Ортодоксы – зомби.
– Ничего себе! Я заметил, как меня пасли. Пасли, значит,… и вы! Вернее, спасли. Благодарю. .
– Не за что. Вас мы под предлогом нарушения режима из санатория отправим. Под охраной. И позаботимся, чтобы вас сразу отправили в дальний рейс. Для вашей же безопасности.
– Неужели все так серьезно?
– Больше, чем вы предполагаете.
Дайджест 2 из поздних записей в дневнике Элюара:
“…Время Концов и Начал совпало с выходом человека в космос и освоением планет Солнечной системы…
…Увлеченное ложными представлениями о более грандиозных, чем Земля, объектах познания, охваченное лихорадкой научно-технических революций, ослепленное достижениями в генной и компьютерной инженерии, человечество окончательно пренебрегло продолжающимися робкими пророчествами о грядущем Судном дне, стало самонадеянно глядеть в будущее. В сознании, а следом в книгах и кино человечество вылепило для себя некий, похожий на сказку, на фэнтэзи, на сюрреализм, фантастический мир, очень далекий от реальной, земной жизни…
…Человечество все еще не понимало, что Земля – живая субстанция, и потому не заметило , как Земля, ощутив человеческую цивилизацию на себе раковой опухолью, начала борьбу с ней. В местах массовых этнических, расовых или религиозных конфликтов участились землетрясения. Годовая температура окружающей среды во многих уголках Земного шара стала непредсказуемо колебаться. Это нарушало цепочку сезонных примет, важных при выращивании продуктов питания. Как из помойного ведра на человечество выплеснулись эпидемии новых коварных болезней. Первой был СПИД. Но самым страшным стало растущее число маньяков, одержимых навязчивой идеей мирового господства на разного рода почвах: религиозных, этнических, националистических или милитаристских. С бешеной энергией вовлекали они государства в гибельный водоворот тотального террора против инакомыслия. Здравый смысл заставил эти же государства начать борьбу с ними. И все едва не закончилось экологической катастрофой из-за применения в ряде случаев атомного и биологического оружия…
…Чтобы избежать гибели, человечество стерло границы, создало Единую Цивилизацию и все силы бросило на свершение Всеобщей Космоэкологической революции, призванной исправить допущенные ошибки. Но при этом о Земле, как живой субстанции, так и не задумалось…
…В космосе появились орбитальные станции второго поколения, которые обладали огромной энергетической силой. Их главное назначение было стать мощным орудием в глобальном изменении климата Земли, а заодно и других планет Солнечной системы. Человечество в связи с этим стало массово переселяться в колонии на другие планеты…
… И тогда Земля нанесла человечеству упреждающий удар. Появились ЗОМБИ – люди с тонкой психической и мутагенной системами, превращавшими их организм в совершеннейший механизм с любой точки зрения: физической, умственной и т.д., кроме одной – нравственной. ЗОМБИ паталогически ненавидели людей , считая их виновниками нарушения гармонии всяк сущего на Земле…”
3.
Телекамеры внешнего обзора выдали на экран всю видимую с борта модуля панораму орбитальной станции. Диксон подумал и выпустил еще телезонд на длинном управляемом фале. Теперь стала видна и обратная сторона станции. Ничего угрожающего не наблюдалось, но от этого становилось еще тревожнее.
В пилотном отсеке модуля наступила гнетущая тишина.
Влад первым не выдержал ее и громко забарабанил пальцами по панеле стены.
Диксон поморщился.
Элюар ткнул Влада в бок. Тот понимающе кивнул и виновато потер пальцем переносицу.
– Ну-жно идти на ста-нцию и прове-рить, кто та-ам есть, – заметно волнуясь, сказал Олаф.
– На станции разумное, но враждебное нам существо, – Диксону было трудно поворачивать голову и он только скосил в сторону Олафа глаза.
– Я пони-маю! И по-отому…
– Не перебивай! Станция теперь запечатана. Шлюзовой камерой не воспользоваться. Вскрывать лазером – значит погубить все там живое, или, не исключено, подвергнуться нападению. Нужен контакт, легальный, через люк…
– Я зна-ю, как открыть ста-нцию извне.
Взгляды всех, кроме Элюара, который понимающе щурился, удивленно воззрились на Олафа.
– Я ро-одился, – пояснил Олаф, – на та-кой станции второго поколения, на ор-бите Ю-питера. Мои мать и отец ра-ботали на ней. Я жил в ко-смосе до девяти лет, ко-чуя с ними с одной станции на дру-гую. Потом мать отвезла меня на Зе-млю, год была со мной до сво-ей… смерти. – Олаф перевел дыхание. – Потом слу-чилось несчастье. С отцом. Ста-нция с бортовым номером ИС-8, с ко-о-торой я улетел на Землю и на которой оставался мой отец, вне-запно ушла в глубокий космос. И исчезла.
Влад невольно присвистнул. На одном из мониторов большого экрана четко выделялся бортовой номер станции – ИС-8.
Диксон снова поморщился, то ли от боли, то ли от несдержанности Влада. Тот заметил это, покраснел и изо всех сил стал тереть переносицу. Сколько можно… вляпываться ?..
– Право Олафа идти на станцию – бесспорное. Он знает тех, кто на ней есть. Его, надеюсь, помнят тоже. Нужен второй. Для страховки. Стыдно, но я не смогу, – щеки Диксона порозовели, взгляд беспомощно скользнул по лицам окружавших. – Кто пойдет?
Элюар, опережая подпрыгнувшего было в кресле Влада, мягко прижал его руку к подлокотнику.
– Пойду – я. Влад, как эколог, конечно, знает лучше, что нужно делать. Но он первый раз в космосе, а я – уже третий. И потом…
Элюар не договорил. Но командир в знак понимания и согласия прикрыл глаза. Влад засопел как обиженный ребенок, но возражать теперь уже не стал. Командир и врач-психоаналитик что-то знали больше, чем он, и не стоило по-глупому протестовать.
Одетые в жесткие скафандры, предназначенные для открытого космоса, Элюар и Олаф через двадцать минут выплыли из причального шлюза на двухместном космоглиссере. Постреливая огоньками дюз, понеслись в сторону антенн станции. Там находился, по словам Олафа, аварийный люк с внешним запорным замком. Такие люки были установлены на двух-трех станциях второго поколения, в том числе на ИС-8, которая работала одно время в поясе астероидов между Марсом и Юпитером.
Люк действительно оказался у антенн. Олаф открыл крышку замка и набрал шифр.
Элюар подумал, что Центр Спасательных Служб не зря послал Олафа с ними. Он знает станцию, как родной дом… Хотя же, черт возьми, это и есть его родной дом!
Люк стронулся с места и медленно отъехал в сторону. Внутри вспыхнул свет, и стал виден небольшой тоннель со следующим люком. Элюар потрепал Олафа по плечу и показал большой палец.
– Перехо-одной шлюз ис-правен, – невозмутимо отметил Олаф вслух и вплыл в тоннель.
Элюар защелкнул карабин фала, закрепившего космоглиссер за антенну, и поплыл в тоннель следом за Олафом.
Плавая вокруг настенной коммуникационной платы, Олаф одной рукой держался за скобу, другой манипулировал разноцветными кнопками. Входной люк закрылся. Но гравитор не включился.
– Нет гравитации?!
– Нет. И не знаю, по-очему. Придется вклю-чать магни-ты на подошвах.
Олаф надавил на кнопки по обеим сторонам ботинок и прилип к полу. Его примеру последовал и Элюар.
– Хоть плавать не будем тюленями, а ходить, – проворчал он. – Значит, и атмосферы нет дальше в отсеках?
Олф взглянул на плату и покачал головой.
– Нет. Но почему-то есть в ру-бке упра-авления.
– Ты говорил что, в рубке зажигался свет. Значит надо идти туда. Люк этот входной можно открыть?
Олаф ткнул пальцем в плату и второй люк переходного шлюза также медленно стронулся с места и отплыл в сторону. Открылся длинный коридор, тускло освещенный люминисцирующими стенами. Конец его прятался где-то за поворотом.
Олаф, угловато ступая, быстро зашагал вглубь. Элюар улыбнулся про себя. Родной дом, ничего не скажешь! Ишь, как резво бежит!
Коридор казался бесконечным. Идти на магнитах было трудно. Пот сразу стал заливать глаза. А Олаф все ускорял и ускорял шаги.
Наконец коридор закончился, и пред ними открылось высокое сферическое помещение, скорее всего, кают-компания. Оно было заставлено мебелью, имело балконы с переходами, множество дверей и иллюминаторов.
Но не это сразу приковало их внимание.
Спиной к ним, тесной группой, стояло неподвижно шесть фигур в скафандрах.
Первым из оцепенения вышел Олаф. Он осторожно шагнул в сторону фигур, обходя их стороной. За ним – Элюар.
Открывшаяся картина была ужасна. За прозрачным пластиком скафандров виднелись желтые лица людей с закрытыми глазами.
Они не спали.
Они были мертвы.
Элюар перевел взгляд на Олафа. Глаза его были широко открыты и неподвиж-ны.
– Ты их всех знал?
– Да!
– Отца среди них нет?
– Нет!
– Об этом нужно доложить командиру.
И Элюар включил кнопку вызова модуля на кейсе космосвязи.
Каузальные диалоги:
1.
– Вир! Ты не можешь так поступить!
– Сона! Я не могу уже ЭТОМУ противиться. И ты ничего не сможешь сделать.
– Вир! А что ЭТО даст тебе? Лично?
– Мне – ничего.
– А что даст нам?
– Разлуку. Но…
– А что даст Земле?
– Сона! Не смей… Прости, н-не знаю…
– Вир! ЧЕМ же ты будешь жить?!
– Надеждой! Сона! Не мучай меня!.. Я тебя прошу! Очень! Пожалуйста! Я не виноват! Наверно, это судьба, иметь ЭТО и… любить тебя! Сона! Я боюсь за тебя и Олафа! И потому вам нужно уехать со станции.
– С ней что-то случится?
– Нет! И со мной нет! Но… я прошу тебя! Вам нужно уехать! Не бойся! Вам не будет грозить опасность. И я не умру. Я вернусь!
– К ЧЕМУ?
– К ЖИЗНИ!
– Я не увижу тебя больше.
– Мы увидимся. Обязательно. Береги сына…
2.
– Вир отправил семью на Землю?
– Да, шеф! Пришло телесообщение. Завтра утром едем встречать ее в космопорт.
– Наконец-то! Проследить, чтобы Сона и ребенок встречались как можно реже. Найти ей соответствующую работу недалеко от нашей штаб-квартиры в Гималаях. Связь ее с Виром по космосвязи тоже свести до минимума.
– Слушаюсь, шеф.
– И еще. После акции на ИС-8 Сона должна быть… ликвидирована.
– С-слушаюсь, шеф!
– Не делай таких глаз.., идиот! Она – единственная сейчас, кто на Земле обладает способностью реабилитировать имеющих драгоценную для нашего дела зомбированность! Понимаешь?
– Но наше обещание Виру, шеф?
– Он… не узнает об этом. Вернее, когда узнает, то уже пройдет много времени, и ему будет все равно. Мутационные изменения в его генах в космосе станут необратимыми. Он станет настоящим ЗОМБИ…
3.
– Шеф! Извините! Вы задумались. Чтение вашего обращения продолжать?
– Да-да! Я должен его обязательно услышать со стороны. Продолжай!
– Гм!…” Мы не совершили ошибки, когда во время штурма нашей штаб-квартиры в Гималаях уничтожили генные карты и все видеоматериалы на зомбированных членов организации ортодоксов. Наоборот, это позволило сохранить в глубокой тайне наши основные силы. И вот уже два года, пусть медленно, но мы собираем силы для решительного удара по ненавистной людской цивилизации. В глубоком космосе ждет нашего сигнала ИС-8. Скоро, очень скоро Цивилизация получит смертельный удар и погибнет! И пусть парламент Единой Цивилизации подымает теперь вопрос о ненужности Всемирной Космоэкологической революции! Пусть носится с новой бредовой идеей о сотрудничестве с Землей! Это цивилизацию не спасет!”… Шеф! Кто-то звонит!
– Я слышу!.. Алло!
– Шеф! Вы говорили на последнем совещании о начавшихся разработках методики гипнолечения имеющих зомбированность?
– Говорил! Ну и что?
– Вы помните дело о ликвидации Соны, жены главного пилота ИС-8 Вира?
– Помню.
– Их сын остался жив. Агенты во время акции почему-то его не нашли. Если она имела способность снимать зомбированность со своего мужа, то ею обладает наверняка и сын…
– Ясно! Нужно найти его, провести генную индивидуацию и найти контрметодику! Отлично! Детали операции разработать и доложить! Это приказ! Действуйте!..
– Шеф! Чтение продолжим?
– Нет! Пока – отложим. Вызови ко мне начальника контрразведки…
4. ( Из воспоминаний Олафа. За три года до рейса.)
Как трогательно то, что являет собой напоминание о прошлом! Не визуальное, как видеофильм, не вербальное, как звуковое письмо, а материальное: кусочек материи, локон волос, статуэтка, серебряная ложка, медальон или фотография…
Фотография! Олаф не считал себя сентиментальным. Он – естествоиспытатель, путешественник, океанолог. Фотография, все знают, в его профессии – это документ! Фактический и достоверный! И совсем не напоминание о пережитом…
И никто, никогда даже не мог себе представить, что этот скандинавец Олаф, всегда спокойный и невозмутимый, может ночами плакать над маленькой помятой фотографией из удостоверения личности, совсем по детски шмыгая носом и вытирая скомканным платком лицо и рыхлые от слез губы. На фотографии была его мать…
В этот вечер Олаф засиделся допоздна в университетской библиотеке. Он читал… книги. Это было необычное занятие – читать текст не на мониторе, а на страницах, листать их, рассматривать иллюстрации! Оно напоминало о детстве. Среди всяких игрушек у него тогда была настоящая книжка. Мамина книжка. Ей она перешла от мамы, то есть бабушки Олафа, которую он не помнил. Книга большая, с глянцевой обложкой, с яркими картинками, изображающими море, морские берега и морских животных. Как она завораживала! Ее страницы можно было погладить. И даже понюхать! Они, эти страницы, пахли!..
Олаф, воровато оглянувшись, понюхал лежавшую перед ним книгу. Она тоже пахла! Правда, не так, как та, его, детская! Но все равно…
Олафу захотелось увидеть фотографию матери. Он вытащил ее из портмоне, долго рассматривал в свете настольной лампы. Потом бережно спрятал, но не в портмоне, а в нагрудный карман. Поближе к сердцу.
Возвращался он домой, когда праздная полуночная публика уже стала заполнять улицы, днем чопорного и тихого, а ночами – блудливого и шумного городка на юге Англии…Не будем называть какого! Это было очередное временное пристанище Олафа в его скитальческой жизни. На нее он обрек себя с тех пор, как начал понимать, что в этом мире он – ОДИН! Ни отца, исчезнувшего в космосе, ни матери, погибшей в Гималаях… Олаф такие мысли обычно гнал прочь. Это он поспешил сделать и сейчас. К чему?…Лучше о земном, обыденном…
Олаф шел по светлому от витринной россыпи огней тротуару и мечтал о тарелке горячего супа, о стаканчике теплого красного вина…
Когда его, в считанные секунды, грубо пригнув голову, вбросили в служебную машину с эмблемами службы космоасенизаторов, он еще, даже сидя в неудобной позе между двумя амебоподобными телами в синих куртках с такими же эмблемами на рукавах, все еще продолжал думать какое-то время о супе, о вине… А дальше, будто вспышка, запечатлевшая в мозгу картинку: тонкая игла в плече, фотография матери перед глазами, возникшая под сердцем теплота. И, как в тумане, что-то нежное, словно глаза матери на фотографии. И потом голос, требовавший говорить, говорить… О чем говорить?.. Зачем говорить?.. Мама?! Почему… о тебе спрашивают? Значит, ты жива?!… И провал в темноту.
Очнулся он на больничной кушетке, похожей на зубоврачебное кресло, но только с мягким матрасом, маленьким заборчиком по периметру и… игрушечной совой, висевшей над изголовьем на тонком металлическом удилище.
Превозмогая пересыпающуюся, как песок в бутылке, боль в голове, Олаф поднял руку и коснулся пальцами совы. Игрушка качнулась и обернулась к нему спиной. На ней он увидел карточку своей матери из удостоверения личности. Она была впаяна в пластиковый чехол и вделана в спину игрушки.
Олаф скосил глаза налево, потом направо. Он лежал под простыней. Голый. Кроме странной кровати в голубоватой комнате, где он находился, был только маленький столик с медицинским инструментарием и монитор.
За ним, видимо, наблюдали. Монитор ожил, и появилось привлекательное лицо молодой женщины, одетой в белый халат.
– Месье Олаф! Как вы себя чувствуете?
– Хо-ро-шо…
– Как ваша нога?
– Какая… нога?
– Левая.
Олаф шевельнул ею и почувствовал, что она его плохо слушается.
– Н-ничего.
– Болит?
– Н-не знаю.
– Немеет?
– Н-нет. Слушается… плохо.
– Это не страшно.
– А что… стра-шно?
– Если бы были боли.
– Про-стите. А что со мной?
– Вам объяснят. Вы готовы к визитам?
– Да.
– Хорошо. К вам сейчас зайдут.
Монитор погас. Раздался щелчок, и в противоположной стене открылась дверь.
В комнату вошли двое в белых халатах. Один чернокожий и лысый, другой белокожий и с рыжими лохмами до плеч. Они сели возле Олафа на пластиковые табуреты, вынутые из-под кушетки Олафа.
Чернокожий( видимо старший) представил себя и спутника, подтверждая сказанное удостоверяющими карточками. Это были сотрудники СБЕЦ, Службы Безопасности Единой Цивилизации. Так был назван созданный на Земле два года назад Всепланетный альянс европейских, азиатских и американских стран для завершения Всеобщей Космоэкологической революции.
– Господин Олаф! Чтобы не тратить лишних слов на объяснения, мы сначала покажем вам пленку.
С этими словами он щелкнул пультом, взятом со столика с медицинским инструментарием. Монитор засветился, и Олаф увидел сначала себя плывущего в лодке по Амазонке – месту своей последней экспедиции, а потом идущего по коридорам Института Океанографии. И вдруг увидел себя бредущего по вечерней улице. Стоп! Это было… Где же это было?.. Вот рядом с ним остановилась машина с эмблемами космоассенизаторов. Его хватают, грубо запихивают в машину. Вот она мчится по освещенным улицам черным жуком. Сворачивает на дорогу, ведущую за город. Исчезает в темноте. И возникает вновь в оптике ночного видения, уже на лесной дороге. Вдруг она резко останавливается перед лежащим поперек дороги деревом. Вспышки выстрелов. Машину окружают фигуры в форме агентов СБЕЦ. Выносят его, Олафа. И тут машина взрывается. Весь экран в пламени. И дальше Олаф видит себя, всего окровавленного, в вертолете. У него нет левой ноги. И затем… в этой голубоватой комнате на странной койке. Уже с ногой.
– Господин Олаф! Вам все понятно?
– Да, то е-сть нет! Зачем меня похи-щали?
– Вы узнаете об этом. Но позже. Сначала нам нужно, чтобы вы рассказали все, что помните, о своей матери.
– Почему у всех такой и-интерес к ней?
– На это есть причина. Но о ней тоже, чуть позднее. Сначала – ваши воспоминания. Иначе другие разговоры могут повлиять на них. А они должны быть чистыми, по-настоящему вашими.
Олаф всмотрелся в глаза темнокожего. В них была терпеливая доброта и такая по-детски неуемная жажда терзать Олафа расспросами , что он неожиданно для самого себя улыбнулся.
– Мы как в де-етском саду. У вас больше вопро-сов ко мне, чем у ме-еня к вам.
– Не ошибаетесь. Но, пожалуйста, – к главному делу!
– Мои воспо-оминания – главное дело?..
– Вы невежливы, господин Олаф. За вами охотились зомби-ортодоксы. Мы спасали вам жизнь. Трое агентов при этом погибло…
Олаф ощутил жар на щеках. За всем, что было связано с его матерью, стояло что-то нешуточное. Зомби стали известны всей планете два года назад после разгрома штаб-квартиры ортодоксов в Гималаях. Они создали подпольную террористическую организацию, лозунгом которой провозгласили: “Смерть цивилизации!”. Олаф отвернулся. Долго молчал. Гости сидели, терпеливо помалкивая.
Но вот глаза Олафа заискали игрушечную сову. Предугадывая его желание, чернокожий дал знак своему рыжеволосому спутнику, отцепил сову и протянул ее Олафу. На ощупь игрушка была мягкой, капроново-нежной. Синие глаза-пуговицы были как живые, смотрели твердо и изучающе. Рыжеволосый между тем, выполняя немой приказ напарника, ловко прикрепил к голове Олафа четыре датчика – два на лбу и два за ушами. Олаф, не обращая на него внимания, повернул игрушку и посмотрел на фотографию. “Медальон или брелок? Нет, скорее всего…”
Олаф плохо помнил, что было у него в детстве. Все как-то отрывками, как мазками серой кистью по цветному полотну памяти. Это была не амнезия! Нет! Скорее всего это была попытка мозга избавиться от пережитого кошмара, связанного с гибелью матери через год после прилета на Землю из глубокого космоса. Навсегда также в его детской эмоционально – виртуальной памяти запечатлелись картинки удаляющегося борта станции с опознавательным знаком – “ИС-8”, подлета к голубому шарику Земли и полета земным аэробусом над Гималайскими горами. И еще – лихорадочный шепот матери: “Сынок! Помни! Что бы не случилось! Что бы тебе не говорили об отце! Он – не виноват! Слышишь? Это – судьба…” Последние слова так и остались им до сего дня не понятыми…
В Гималаях он стал видеть мать реже. Она работала целыми сутками на станции видеослежения за атмосферными изменениями планеты. Его отдали в детский круглосуточный сад. О небо! Это не был ” САД ” в его понимании, то есть деревья, плоды, о которых ему рассказывала мать там, на ”ИС-8”. Нет! Были высокие горы, были стремительные реки, такие прекрасные и совершенно незнакомые, и еще были… роботы-няньки, совершенно такие, как на станции! С точки зрения маленького человечка, входящего в земную жизнь после космоса, всего этого было недостаточно для самоутверждения!..
Олаф почувствовал, как датчики, закрепленные на его голове, стали теплеть. На мониторе возникли голограммы его воспоминаний, созданные инферентными волнами его мозга…
В тот, последний, раз мать забрала его из ” САДА” раньше обычного. Но поехали они не домой, а в горы. У подножья одной из них оставили машину, взяли из багажника большую дорожную сумку и стали подниматься вверх по узкой тропинке. Раза два отдыхали, ели бутерброды на маленьких террасках. Когда добрались до большой, мать вытащила из сумки и надела на него теплую куртку. Потом достала из кармана мобильный телефон, кому-то позвонила и… выбросила его в пропасть. Туда же швырнула и дорожную сумку. И сразу, почти бегом, потащила Олафа в гору. В куртке тут же стало жарко. Олаф заворчал было, но видя, как мать сама надсадно хватает воздух широко открытым ртом и тревожно оглядывается, замолчал и сам стал оглядываться. Где-то далеко внизу он скоро заметил две фигуры, одетые в черное. Они карабкались вслед за ними…
– Что вам сказала мать об этих людях? – неожиданно спросил рыжеволосый.
– Чтобы я их остерегался! – сразу ответил Олаф.
Воспоминания захватили его. Он не замечал ни монитора, на котором они беззвучно воплощались в телекартинки, ни присутствовавших. Он проживал снова то, что ушло в глубины памяти, проживал зримо, ярко, попирая истину древних мудрецов о невозможности войти в одну реку дважды…
Вот они прячутся с матерью в расселине. Она вытирает со своих щек не то капли пота, не то слезы. Потом прижимается губами к его щеке, что-то шепчет. На мониторе картинка без звука, но ее слова как гром зазвучали у него в ушах.
– Сиди тихо. Не выдавай себя. И ничего не бойся. Тебя спасет… – она не договаривает, тревожно смотрит вниз.
Потом почти беззвучно, одними движениями губ говорит ему в ухо:
– И помни – отец не виноват… Все было вне его воли… И нашей. Это – судьба…
Мать целует его в лоб, словно благословляя, и уходит вверх, по тропе. Сама.
Через несколько мгновений мимо него вслед за ней проходят фигуры в черном. Олафу ужасно хочется запустить в них камнем. Но он этого не делает. Мама сказала сидеть тихо. А потом он слышит короткий вскрик. И две фигуры появляются снова. Они движутся медленно, словно что-то или кого-то ищут. Олаф замирает…
На мониторе тоже замирает картинка. Фигуры некоторое время неподвижны, потом оживают и медленно уходят вниз по тропинке. Память нельзя остановить. Она, как по рельсам, цепко ведет зрительные образы по пройденному и пережитому…
– Господин Олаф! Очень важно! Вспомните свои ощущения! Почему они вас не нашли? Для зомби это ведь исключено! Что вас спасло?!.
Олаф вытирает градом катящиеся по щекам слезы, которых он до этого не замечал. И этим словно стирает картинку на мониторе из своего далекого детства. Дважды вошедший в реку в ней все-таки остаться не может…
Олаф смотрит на агентов. Он понимает их волнение, понимает, как важен им его ответ. Машина, даже самая совершенная, не обладает эмоциональной памятью, самой сильной и точной у человека, и потому никогда не передаст всего того нового и необъяснимо важного, что было у его матери, а значит есть и у него. Он должен объяснить это. ЭТО тогда спасло ему жизнь! А значит может спасти жизнь другим…
Олаф переводит взгляд на фотографию матери.
– Они прошли рядом как слепые. Я видел их лица. У меня было ощущение, что меня спасает сама Земля.
5.
По штатному расписанию экипаж станции второго поколения ИС состоял
из семи человек. Тел было шесть.
– Нужно искать седьмого, – сказал Элюар, закончив сеанс связи с модулем. Олаф посмотрел на него невидящими глазами.
– Нужно искать твоего отца, – поправился Элюар.
Олаф кивнул и пошел к одному из переходов.
– Ты куда?
– В рубку управления.
– Подожди. Я доложу об этом командиру.
Попали они в рубку управления только после прохождения шлюзовой камеры. Защита станции от утечки атмосферы здесь функционировала исправно.
Рубка представляла собой кубическое помещение с огромным экраном внешнего обзора – отключенным, и пультом управления – включенным. Светились сигнальные и аварийные лампы. Но в рубке никого не было.
Щелкая магнитными подошвами ( звук стал слышен – появился воздух ), Олаф и Элюар обошли рубку, остановились перед экраном внешнего обзора.
– Что будем де-лать? – Олаф взялся за застежку шлема, собираясь его снять.
– Не снимай! Вызови модуль на экран сперва!
– По-нял.
Олаф пощелкал тумблерами на пульте управления – экран не загорался.
– Нет свя-зи.
– Вижу. Продолжим поиски. Начнем с жилых кают.
Не успели они повернуться к выходу, как экран засветился, и на нем возникло изображение модуля. Вплеск помех – и картинка сменилась. Элюар и Олаф увидели пилотный отсек модуля, а в креслах – корчившегося от удушья Диксона и неподвижно сидевшего с запрокинутой головой Влада.
– На модуль! Скорей! – закричал Элюар.
Но тут на стене рядом с пультом управления неожиданно разошлись створки потайного люка и в его зеве открылся черный лик глубокого космоса. Тут же из пространства рубки одним хлопком вылетел воздух. Но еще более неожиданным стало появление в черном зеве люка летящей фигуры в таком же скафандре, что и те шестеро в кают-компании. Вспышка выстрела полетного бластера – и фигура мастерски опустилась на край люка. Свет аварийных ламп и экрана упал на прозрачный пластик его скафандра.
– Оте-ец! – крик Олафа ворвался в наушники скафандра Элюара.
Вот он, седьмой! Живой и невредимый! Хотя, стоп! Что это он, седьмой, делает?
Увернувшись от объятий Олафа, фигура обхватила его сзади за туловище, оторвала от пола и, не давая прикоснуться к нему магнитными подошвами, толкнула Олафа в зев люка.
– Стой! Не смей! Куда ты его? Дьявол!
В отчаянном броске, сам едва не зависнув над полом, Элюар поймал за ногу медленно улетавшего в люк Олафа.
Фигура между тем отступила к пульту, прижалась к нему спиной, подняла свой полетный бластер ( боевого, видно, не было) и нажала на спуск.
Огненная струя, пущенная меткой рукой, выбила из руки Элюара ногу Олафа. Вторая огненная струя вышибла беспомощно вертевшегося в пространстве Олафа в космос. Третья струя вмяла Элюара в дальний угол рубки.
Сунув полетный бластер в кобуру, фигура сняла с пояса кейс портативной космосвязи, что-то переключила на его минипульте, повесила кейс на место и двинулась к Элюару, поигрывая неизвестно откуда вытащенными наручниками. За прозрачным пластиком скафандра немигающе смотрели жестокие глаза, сулившие смерть.
6. ( Из воспоминаний Влада. За год до рейса.)
Влад был переведен после третьего рапорта в оперативную группу агентов СБЕЦ как штатный эколог-корректор из своего реабилитационного центра только по одной причине – он был молод и в хорошей спортивной форме. Начальник центра так и сказал, изучив предписание: “ Тебе твои умения, если и понадобятся, то все равно, форы агентам ты не дашь. Но вот неумение бегать – это незачет нашему центру и стыд и позор тебе, Влад! Вот так! Спорт всегда и везде был, есть и будет в цене!..” При этом начальник центра вздохнул и незаметно втянул живот.
Влад ничего не ответил, только смешливо потер переносицу.
Работа в центре была рутинной: сотни регистрационных карточек, сотни просмотров видеозаписей, сотни однообразных реабилитационных бесед… Нет, ему его работа нравилась! Но душа жаждала действий, настоящей борьбы! А настоящая борьба с ортодоксами, штаб-квартиру которых в Гималаях штурмовал еще его отец, была давно позади. Ортодоксов-зомби, ушедших в подполье, сейчас быстро выявляют и нейтрализуют. Оставшиеся в живых проходят реабилитацию в таких центрах, как его. По-своему они несчастные люди. Но от них нельзя откреститься. Они тоже люди, чьи-то близкие родственники. Им нужно помогать! Но…лучше не в кабинете! И Влад начал, правда в тайне от начальника центра, писать рапорта. Только после третьего его вызвали в кадровый отдел СБЕЦ, тщательно протестировали и выдали предписание для перевода.
Начальник центра заметил жест Влада и обиделся. Он был патриотом своего центра, куда пришел в шестнадцать лет помощником санитара худым длинноволосым подростком, а спустя десять лет стал его начальником и превратился в лысоватого толстячка, не очень дружившего со спортом и очень болезненно это переживавшего. Он молча подписал заявление Влада о переводе и, не глядя, подал ему. Тот почувствовал, что краснеет. Мальчишка! Восемнадцать лет уже, а все как… Потому и Дана с ним рассталась!.. Мелькнувшее воспоминание о Дане заставило Влада еще больше покраснеть. Это ведь по его мальчишеской глупости они так крепко поссорились…
В тот день Влад был старшим дежурным по блоку стационарных палат реабилитации колонистов из дальнего космоса. Она, Дана, как медсестра реанимации, была с ним в одном звене. Дежурство в этот раз выпало сложное. Солнечная активность вызвала возмущения электромагнитных волн по всей Солнечной системе. Это, естественно, вызвало много всякого рода аномалий. Особенно много было психогенных рецидивов зомбозависимости. Влад был в шоке! Такого не наблюдалось ни разу с тех пор, как была создана два года назад методика гипнолечения зомби! Почему? Кто-то в верхах Единой Цивилизации что-то упустил? А что?!.. Никто не знал. Но всему звену пришлось работать в поте лица. В конце смены, при передаче дежурства, Влад подал (ну не заметил, замотался!..) незарегистрированной генную карточку одного из пациентов. Дана заметила ( пациент был под ее наблюдением) и подняла тревогу. Влада тут же вызвали “ на ковер” как старшего. Влад, спешивший домой, чтобы приготовить свой “холостяцкий” угол к свиданию с Даной ( настоящая причина забывчивости Влада!), даже опешил. Ну что за дурацкая принципиальность! Ведь эту карту следующая смена обязательно зарегистрирует!.. Дана осталась непреклонной. Влад вспыхнул и ляпнул что-то глупое . Дана промолчала, но так посмотрела, что у Влада все слова в секунду иссякли. Иссякли с тех пор и их встречи. Но не иссякли чувства… Вот и сейчас они присутствовали с ним…
Еще до перевода в СБЕЦ, он решил, что не будет искать встреч с ней до тех пор, пока… А что “пока”, он и сам не знал! Но по- мальчишески представлял себе, как на новой службе совершит что-нибудь… героическое! И она поймет, что он другой! Дальше мечты Влада обычно приобретали бессвязный характер, где он и Дана… Вобщем, они мирились и были счастливы!
Так было и в этот день, спустя три месяца после ухода Влада из реабилитационного центра, когда он с напарником пришли под видом жилищных электриков по указанному на утреннем совещании адресу проводить генную индивидуацию. Он, как обычно, стал рисовать себе какие-то героические картинки. Напарник, опытный агент, сразу сердито оглянулся на него, почуяв в шаге Влада беспечность. Влад виновато улыбнулся, потер переносицу и поправил на плече ремень компьютерного дозатора, замаскированного под сумку электрика.
Задача была штатной – определить степень зомбированности проживавшего по указанному адресу. Дверь им открыл на вид совсем мальчишка, хотя по досье это был тридцатилетний мужчина. Не задавая лишних вопросов, он сразу проводил визитеров к коммуникационному щиту и, пряча глаза, также молча ушел в другую комнату. С дозатором работал Влад. Напарник делал прикрытие, копаясь в щите. Образцов запахов и отпечатков пальцев жильца было предостаточно. Не хватало для аналитического блока чего-то сугубо личного, например, волоса. И Влад отправился на поиски этого личного. Увлекся он так, что не заметил появления хозяина. Опомнился, когда увидел перед носом ноги, обутые в домашние шлепанцы. А через секунду, подняв голову, и… черную дырку ствола пистолета.
Несколько секунд все молчали. Синие глаза хозяина квартиры по-змеиному были неподвижны и ничего хорошего не сулили.
“Два выстрела – две дырки… И все! И нет героя… Стоп! Почему он приставляет к виску пистолет?..”
Ровный и бесстрастный голос произнес более чем странную фразу:
– Ваша смерть и моя смерть – это не смерть Земли. Но смерть Земли – это и мой, и ваш конец. Земле угрожает КОНЕЦ! Я не хочу этого видеть и быть…
И тут же гулко ударил выстрел.
Влад зажмурился.
Стук упавшего тела был мягким и тихим.
Оглушительной стала наступившая тишина.
– Ты чего-нибудь понял? – хрипло спросил напарник.
– Не совсем. Но он словно казнил себя… – ответил Влад, с ужасом глядя н растекавшуюся лужу крови.
7.
Звон в ушах пробудил гаснущее сознание Влада. Он открыл глаза и увидел Диксона. Посеревшее лицо, выпученные глаза, судорожное, как и у него, дыхание – это был признак разрежающегося в пилотном отсеке воздуха. Влад, напрягая все оставшиеся силы, шевельнулся и почувствовал в затылке острую боль. Нападавший был, явно, профессионалом – отключил его с одного удара. И экран отключил. Если бы не звон в ушах от прилива крови… Дьявол! У командира закрываются глаза! Быстрее маску – воздух уходит очень быстро!..
Портативный противогаз с жесткой пневмомаской обычно достается из подлокотника легко. Но как это трудно сделать сейчас, когда такая боль!..
Живительная струя кислорода ослепительной вспышкой ударила в мозг, на секунду выключив его. В следующую Влад уже был на ногах и надевал маску на лицо Диксона. Сквозь плексиглас было видно, как серость на лице командира сменилась бледностью. Затем на скулах заиграл румянец.
Диксон открыл глаза.
– Командир! Ты видел, кто это был?! – голос Влада под маской звучал глухо.
– Видел.
– Он… ЗОМБИ?
– Похоже.
– Не дай бог были бы живы все остальные!
– Верно. Но и сейчас дела не лучше. Экран мертв – и мы слепы. Правда, бортовой компьютер он скорее всего просто отключил. Видно, орбитальная станция серьезно повреждена, и ему нужен модуль.
– А почему разрежается воздух?
– Открыт выход в космос без шлюзовой камеры. Система самогерметизации не справляется. Воздух в модуле разрежается, но полностью не исчезает. Все системы модуля должны быть работоспособны. А мы – погибнуть!
– Ты смотри, все предусмотрел!
– Сейчас посмотрим! Включи клавишу СОС-1Н. Модульный компьютер должен блокировать отсеки, связанные со шлюзовой камерой.
Влад, превозмогая боль в затылке, дотянулся до панели и дрожащей от слабости рукой нажал нужную клавишу. Она загорелась зеленым светом. Компьютер сработал – послышался свист прибывающего воздуха.
Влад сорвал маску, глубоко вздохнул. Потом помог снять маску Диксону.
– Отлично, – сказал тот, переводя дыхание и поправляя повязку. – Значит, и экран внешнего обзора должен работать.
Влад нажал следующую указанную Диксоном клавишу. Экран сразу засветился, мгновенно выдав картинку борта станции.
– Х-ха! – Влад от радости прищелкнул пальцами.- Командир! Это – его второй прокол!
– Это не прокол. Экран отключился перед тем, как ты пришел в себя. Этот… управляет им через портативную связь. Включение его он может увидеть на своем пульте. Поэтому опасность не миновала. Посмотри на экран. Видишь, на рубке управления станцией отверстие?
– Вижу. Люк. Его же не было!
– Верно. Надень скафандр. Этот, что ударил тебя, минуту назад проник через него во внутрь станции…
– Я все понял!
– Еще не все. Я видел, как из этого люка был выброшен в космос Олаф. Значит, Элюар в опасности. Выйди в космос. Только через аварийный люк! И на виражире – лети туда. Его надо обезвредить! Только осторожно!.. Ты же знаешь…
– Да, знаю.
– Удачи тебе. Все теперь зависит от тебя.
Система герметизации в боксе, где хранились скафандры, была исправна. Влад бросил в рот несколько таблеток транквилизатора, чтобы снять боль и восстановить силы, влез в скафандр, пристегнул к плечам виражир и вошел в шлюз аварийного выхода.
Выплыв в космос, Влад понял причину разгерметизации модуля. Люк главного входа был приоткрыт. Нападавший, пользуясь вызванной суматохой во время причаливания модуля к станции, лазерной пушкой (замки люка были характерно оплавлены) вскрыл и заклинил его, а потом проник внутрь…
Какая силища! Такое сделать – и в одиночку! На такое, точно, способен только ЗОМБИ!.. Ну все, теперь к новому люку на рубке станции!
Прицелившись, Влад одним включением виражира придал телу нужное направление и через секунду опустился на край нового люка.
Прибыл он, точно, вовремя!
Неизвестный ( это был тот самый нападавший – силуэт его четко отпечатался в угасавшем сознании Влада после нанесенного удара ) пытался в безжалостной схватке снять шлем со скафандра Элюара, прикованного наручниками к настенной скобе.
Влад, стараясь осторожно ступать, хотя в безвоздушном пространстве звука не было слышно, приблизился к боровшимся, доставая из коленного кармана кумулятивный шприц-пистолет с мгновенно парализующей зомб-вакциной.
Контактный укол был бы эффективней. Но зная, что у ЗОМБИ феноменальное чутье к опасности, Влад спустил курок, не подходя двух шагов и целясь в предплечье, где ткань скафандра была без металлических прокладок.
И правильно сделал!
В момент выстрела ЗОМБИ, еще не оборачиваясь, уже насторожился. А получив укол, мгновенно выхватил из кобуры и с полуоборота успел выстрелить из полетного бластера.
Сбитый с ног огненной струей, Влад кувырком вылетел в космос. Вслед за ним выплыл, ударившись о стену после выстрела, уже парализованный ЗОМБИ.
Включив виражир, Влад вернулся в рубку, подхватив по дороге за ногу уплывающего в космос ЗОМБИ.
Элюар обесссиленно колыхался у стены и неуклюже дергал руками, безуспешно пытаясь освободиться от наручников. Увидев Влада, буксирующего ЗОМБИ, громко присвистнул.
– Фью-ю! Я сплю или мне…
– Не спишь. Это он – спит!
– Вакцина?
– Конечно.
– Значит – ЗОМБИ?
– А ты сомневаешься?
– Мысли не было! Это – отец Олафа!
– Печально. Нужно лететь за ним.
– Ты все видел?
– Нет. Командир видел. На экране модуля.
– Командир жив?!
– Жив… Вобщем, я за Олафом.
– Да, конечно! Код поискового сигнала – 707.
– Знаю
– Подожди. Помоги снять наручники.
– Вот ключ. Сними сам. И одень их на эту… куклу. Надо спешить за Олафом!
– Верно. Удачи тебе, Влад! Ты – молодец… Тобой будут гордиться!
Влад почувствовал, как у него загораются щеки. Неужели Элюар что-то знает о Дане? Откуда? Влад по привычке хотел почесать переносицу, но ткнулся пальцами в гермеперчатках в пластик скафандра, совсем смутился и поспешил отключить магниты на подошвах, оттолкнуться и выплыть в космос. Уже там он настроил радар поиска на нужную волну, дождался ответного сигнала скафандра Олафа и включил виражир.
Станция с пристыкованным модулем быстро удалялась. Бездна космоса со своей россыпью звезд, словно пелена, окутывала все ощущения. Полет длился уже минут десять. Станция с модулем превратились в небольшую точку. Влад со все нарастающим напряжением всматривался вперед, пытаясь уловить во мгле пространства отблески скафандра Олафа.
И вот наконец из пучин мрака, как пылинка, вынырнула кувыркающаяся фигурка, которая стала быстро приближаться.
Заложив вираж, Влад растопырил руки и крикнул в микрофон:
– Олаф! Погаси вращение!
Олаф не ответил.
Жив ли он? Не хотелось думать о худшем.
Влад изловчился и ухватил Олафа за плечи, придав ему ускорение своего тела.
– Олаф! Ты живой?
Влад прижался плексигласом своего шлема к плексигласу шлема Олафа. Несколько капелек жидкости плавали перед его лицом. На кончике ресницы правого глаза дрожала точно такая же. Широко открытые глаза были неподвижны.
– Олаф! Что с тобой?
– Я встре-тил отца…
Капелька сорвалась с ресницы и поплыла среди других.
Влад наконец понял, что это слезы, и почувствовал как у него самого что-то стало плавиться в уголках глаз.
8.
Орбитальная станция ИС-8 была сильно повреждена при столкновении с астероидом. Почему произошло столкновение, никто не понял. Такие станции обычно оснащались автоматической системой слежения и уклонения от летящих в космосе объектов. К тому же сама ИС-8 до ухода в глубокий космос десять лет находилась в поясе астероидов между Юпитером и Марсом и ни разу тогда эта система не подводила. Непонятной была и смерть шестерых членов экипажа. Скорее всего они приняли ее добровольно после включения сигналов бедствия. Этим самым весь оставшийся запас воздуха ( система регенерации его на станции тоже была уничтожена ) достался седьмому члену экипажа, старшему пилоту Виру, отцу Олафа. Такое предположение высказал Влад, проверив баллоны с воздухом в скафандрах погибших – они были пусты. Причина же агрессивности Вира была понятна: он был ЗОМБИ, он выполнял приказ, как и его товарищи, любой ценой доставить станцию к орбите Земли, чтобы… Дальше было совсем непонятно! Чтобы что? Захватив модуль, отремонтировать станцию? Одному это не под силу было бы, судя по поломкам оборудования. Буксировать станцию? Но это займет в три раза больше времени, чем самостоятельный перелет. Да и станция тогда, как боевая единица, в использовании теряет всякий смысл. И потом, приказа о возвращении и начале боевых действий отдать было некому. Тайной организации ортодоксов-зомби уже не существовало!..
Оставив тщетные попытки найти ответы на возникавшие все новые и новые вопросы, экипаж модуля занялся консервацией орбитальной станции и оснащением ее наружным спецоборудованием для инерционного полета в сторону Земли. Тела шестерых мертвых членов экипажа поместили в изоляционный блок модуля. По прибытии их кремируют и похоронят в земле: об этом мечтает каждый космонавт! Вира поместили в дельта-кресло, предназначенное для анабиоза, и вывели из парализации. Но прежде, чем погрузить его в анабиоз, Элюар предложил провести первый этап реабилитационного гипноза – контакт с родственником, то есть с сыном Олафом.
Дельта-кресло поместили посередине пилотного отсека. Из него виднелась только голова Вира с закрытыми глазами. Сжатые в тонкую полоску губы его застыли в страдальческом изломе.
Влад и Диксон сели на свои места. Элюар встал возле дельта-кресла, а Олафа усадил на стул перед ним.
– Ты прежде хотел о чем-то спросить, Олаф?
– Да.
– О чем?
– По-очему… он… хотел за-ахватить модуль и нас уни-ичтожить?
– Не знаю. Исполнял приказ. Старый приказ. Или готовился мстить…
– Ко-ому?
– Наверно, нам – людям.
– За что?
– Он – ЗОМБИ! Последний в нашей Солнечной системе ЗОМБИ!
– И он навсегда оста-анется зомби?
– Нет. Его реабилитация наступит быстрее, если ты ему поможешь…
Олаф зажмурился и как-то по-детски, со всхлипом, вздохнул. По лицу Вира словно пробежала волна. Он вдруг открыл глаза. Зрачки беспокойно задвигались, что-то отыскивая.
– Смотри! Он тебя почувствовал! – голос Элюара чуть не сорвался на крик.
Олаф привстал со стула и сел снова. Точки зрачков Вира в упор уставились на него. Прошло несколько секунд. Губы Вира разжались. Послышался вздох, и голос, тихий и дрожащий, с жалобными нотками, произнес:
– Олаф! Как ты вырос! А Саны.., нашей мамы, – нет! – маленькая капелька, оставляя мокрую дорожку, скатилась по щеке, задержалась на скуле и исчезла за воротником с эмблемой космоассенизаторов на отвороте. Влад, как и все, следивший, обмирая, за происходящим, внимательно вгляделся в эту старинную для него реликвию еще времен молодости его отца и вдруг порывисто наклонился к уху хмуро сидевшего Диксона. То, что он прошептал командиру, видно, вызвало и у него удивление и такое же внимание к эмблеме. На ее овале, в обрамлении всяких завитушек, был отчеканен космический корабль, внешним видом очень напоминавший их спасательный модуль. Но это был старый мусороуборочный космический модуль, так называемый орбитальный “пылесос”, снятый с вооружения в космических уборочных службах еще года три назад.
– Ты думаешь, что…, – Диксон еще больше нахмурился.
– Конечно! Он перепутал нас со своими! Ну c этими…зомби!
Диксон исподлобья глянул в сторону дельта-кресла и вдруг ругнулся так, что Влад прикрыл рот ладонью, чтобы не прыснуть со смеху от удивления. Ну и ну! Вот это словарный запас у командира!
Вир, все так же не отрывая глаз от лица Олафа , продолжил:
– Я все-таки, – тень улыбки скользнула по его лицу, – обманул… всех и не отдал станцию… Нет, не всех! Не обманул Сону! Со-ну! – взгляд Вира потеплел. – Же-ну… мою! Она мне верила, верила , что я не… зомбирован… Судьба нас разлучила… Но она вернулась!.. Эти глаза! Эти глаза! Я жил надеждой их увидеть и сказать, что я… люблю эти глаза! Самое дорогое, что у меня …было!
Силы оставили Вира, и он замолчал, все так же не отрывая взгляда от Олафа.
Элюар, внимательно следивший за выражением лица Вира, повернулся к Олафу и кричащим шепотом сказал:
– У тебя глаза, как у твоей матери! И у него установка на зомбированность теряется! Смотри ему в глаза! Скажи третий тест гипнотической формулы реабилитации! Помнишь? Как я тебя учил? Для родителей!
Олаф дрожащими руками поправил воротник куртки, набрал полную грудь воздуха и негромким голосом, мягким и четким, не растягивая слов, проговорил:
– Я, как и ты, – частица Земли. Я, как и ты, – землянин. Ты – мой отец. Я – твой сын. Я – помню тебя. Вспомни меня. Я – твоя кровь. Мы – одной крови. Я – люблю тебя…
Наступившая следом пауза показалась всем оглушительной.
Вир вдруг закрыл глаза и весь как-то обмяк.
Олаф растерянно оглянулся на Элюара. Тот улыбнулся и показал большой палец.
– Все в порядке. Он – возвращается !
И нажал кнопку анабиоза.
Дайджест 3 из последних записей Элюара:
“…Земля – постоянно эволюционирующая живая субстанция. Эволюционирует она в русле тотального здравого смысла…
…Один из постулатов тотального здравого смысла – не суди, и судим не будешь. Цивилизованный человек этот постулат постоянно грубо нарушал. Он возомнил себя судьей всяк сущего на Земле и лишился в итоге изначального материнского инстинкта – беречь самую жизнь. Вслед за этим он утратил краеугольный камень духовности всей земной сущности: терпимость и прощение. И чуть не погиб…
…От физической гибели человечество убереглось, создав Единую Цивилизацию. Но в русло земного тотального здравого смысла не вернулось. Наоборот, вовсе перечеркнуло постулат “ не суди, и судим не будешь”. Человечество собралось проводить Всеобщую Космоэкологическую революцию, в корне враждебную Земле и космосу…
…Терпение Земли – живой субстанции – исчерпалось! И пришли КОНЦЫ! Появились ЗОМБИ, призванные уничтожить человечество, как раковую опухоль!…
…О, мудрая Земля! Когда и ЗОМБИ переступили грань своего предназначения: вернуть всяк сущему на Земле эволюционную гармонию жизни, – пришло НАЧАЛО! Как свет в конце тоннеля было спасение Олафа от ЗОМБИ! Этим Земля дала зеленый свет пониманию, что только СОТРУДНИЧЕСТВО всех и вся с ней вернет человеку способность полностью возродить себя полноценной клеткой живой субстанции Земли! А значит, и Вселенной!…
Эпилог.
Спасательный модуль СЗ-10 подлетал к Земле. Голубой шарик планеты веселой новогодней игрушкой мерцал на экране пилотного отсека в звездных россыпях космической бездны.
Программа полета модуля была завершена – орбитальная станция второго поколения ИС-8, исчезнувшая в глубоком космосе тринадцать лет назад, была найдена и направлена к Земле в инерционном полете. Обнаруженный на ней ПОСЛЕДНИЙ ЗОМБИ нейтрализован. А это означало, что на Земле завершилась последняя фаза ПОСЛЕДНЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ людей. Человечество вступило в начальную фазу ЭРЫ СОТРУДНИЧЕСТВА с Землей. Оно возвращалось к первому и, пожалуй, единственному, что могло дать людям вселенскую защищенность, – к голосу Земли в своем сознании.
1997 – 2002 г.г.
