Газета «Литературные известия» №5 (121) 2015
В июльский полдень на кладбище знойно и безветренно. Шагая к родным могилам, ощущаешь нарастающую неадекватность окружающего по отношению к привычной суете повседневной жизни. В мареве горячего воздуха черный гранит памятников с лицами усопших становится фантасмагорически реальным. Трепетно читаешь имена и фамилии и усопшие начинают казаться тебе живыми, и берет жуть. А жив ли ты сам или ты уже один из них?
Спасением от этих ощущений становятся могилы родителей. Фото габро с их лицами сразу развеивают мистику и возвращают к реальной жизни.
– «Здравствуй, мама! Здравствуй, папа! Как вы?» – мысленно спрашиваю я.
Неуместность вопроса сразу видится за неухоженностью гробничек, пылью на фото с дорогими лицами, травой внутри оградки.
Веник, тяпка, метелка тут же вовлекаются в дело. Срезанная трава улетает в бездонную яму, что зияет рядом с родительской могилой, как слабая попытка закрыть чью-то провалившуюся могилу от испуганного взора. Прополотые гробнички заполняются дренажными камешками. Обильно омытый водой памятник сверкает первозданностью.
Долг исполнен, но душа все еще остается смятенной и тревожной. Выставленная на столик чекушка водки, три стаканчика и нарезанные кусочками хлеб и огурцы возвращают душу на правильное восприятие окружающего. Не помянуть душу умершего – это грех! А у меня их двое! Двойной грех не помянуть!
Два стаканчика на гробничках покрыты кусочками хлеба. Третий у меня в руке.
Время говорить с родителями!
– «Простите меня, мои родные, что редко приезжаю. Могу только раз в году. Живу ведь далеко, спасибо тебе, мама, благодаря твоему происхождению, в Финляндии. Но о вас не забываю никогда. Вы дали мне жизнь. Я вам – смысл жизни. Оправдал ли я его? Вам судить… с того света! Что мог – сделал, что мог – свершил…»
По макушкам деревьев, высившихся за кладбищенской оградой, словно в ответ на мои слова, забегал легкий ветерок. Я зажмурился, смахивая набежавшую на глаза соленую влагу.
– «А я хорошо помню, что за день сегодня. Это день вашей встречи. Ты, мама, много раз про это рассказывала. Тебя, медсестру и ингерманландку, мобилизовали в сталинскую Первую финскую армию. В окно армейского госпиталя в этот день и много-много лет назад ты увидела на плацу высокого новобранца в нескладно сидевшей на худых, сутулых плечах гимнастерке. Кто-то из медсестричек сказал, что это аптекарь из Украины. А вечером возле курилки, где собрались все медработники госпиталя, вы и познакомились.
Начавшаяся скоро война с финнами, они ее называют Зимняя, могла оборвать вашу жизнь в любой момент.
Но притаившийся финский снайпер так и не послал роковую пулю ни в кого из вас. Диверсионный женский отряд «Лотта» вырезал весь соседний медсанбат до одного человека, а не ваш.
Выпущенные мины перед атакой с финской стороны упали на бывшее расположение вашего медсанбата, когда грузовики с ранеными, и аптечным имуществом уже отъехали на несколько километров в тыл.
Думали ли вы, что ваш сын уедет когда-нибудь в страну, с которой вы волею судьбы и тогдашнего государства воевали? Нет, конечно! Мама по сути, финка, родственников с ее стороны полно. Какие тут враги? Да и ты, папа, всегда их уважительно называл «основательными», имея в виду, как они умели вести хозяйство.
К чему я это вспоминаю? Да история такая была со мной этой весной. Хочу рассказать. В выходные дни в больших магазинах Финляндии всегда много народу. Больше, конечно, не покупателей. а посетителей магазинных кафетериев, в основном, мужчин преклонного возраста. Мое внимание привлекли двое мужчин у входа в военной униформе и с кружками в руках с наклейками «Suomen veteraani». Я вспомнил, что вчера по городу были подняты флаги. То был самый уважаемый праздник в маленькой стране, храбро воевавшей с монстром по имени Советский Союз. Ветеранов этой войны осталось в стране немного, как и в том самом, теперь уже бывшем Советском Союзе. И хотя праздник был вчера, даже слишком озабоченные покупками покупатели все равно столбенели возле военных, и монеты глухо звякали в их кружках почти не умолкая. Поверите? Вряд ли! В бывшем Советском Союзе ветеранов вспоминают только 9 Мая.»
На мои слова шумевший в кронах деревьев ветерок внезапно стих. Мистика происходящего была столь явной, что я даже заоглядывался, страшась в мареве знойного июльского полдня увидеть нечто эдакое потустороннее. Но все так же стеной стояла трава за оградкой, белел памятник и матовым отблеском отсвечивала фотография родителей на нем.
– «Так вот, один из военных, постарше, глянув мне в глаза, молча протянул кружку. Жест был вежливый, но настойчивый. Он словно угадал, что я не финн, и будто реакцию проверял, кружку ко мне поднес ближе, чем к кому-либо. Я не глядя вынул несколько монет из кошелька и опустил по очереди в щель кружки. Правая ладонь непроизвольно поднялась к виску в военном приветствии. Оба военных в ответ улыбнулись и тоже вскинули ладни к вискам. Понимаете? Это было примирение в моих глазах некогда двух враждующих сторон! Вас и их! Понимаете?»
Жара и водка действовали безотказно. Зажмурившись от набежавшей слезы, я некоторое время их не открывал. А когда открыл, то чуть не вскрикнул: над гробничками порхали две маленькие голубые бабочки, словно ответ родителей на мой рассказ.