«Первое пятидесятилетие своей жизни человек воспринимает как данность. Это аксиома…»
Н-да!!! Начало рассказа вышло как-то вычурно, с претензией на афоризм. Но, надеюсь, убедительно…
«…Потом у человека дальше будут вторые пятьдесят лет жизни. Воспринимать их как данность человек уже не может. В силу вступают физиологические законы. У кого-то жизни и десяти лет не наберётся. А если жизнь дальше продлится до четырех десятилетий, он становится «долгожителем». Как говорит моя тёща, «но это ещё надо заслужить».
Последующий тезис похож уже на мантру. «Люди – смертны. До пятидесяти лет эта аксиома не имеет места в жизни человека. Смерть видится ещё весьма удалённо, где-то в будущем. А пока ты жив – живи на полную катушку»
Но этот вывод имеет две стороны медали. Те, у которых жизнь светлая, насыщенная радостью, оберегают «катушки», как залог долголетия. А те, у которых «эти катушки» похожи на угар, они становятся для них возмездием…»
Я целую неделю корпел над текстом рассказа. Особенно преамбула не шла у меня! Хоть тресни! А сегодня ночью преамбула нарисовалась! И всё сразу встало на свои места…
Мне было тридцать пять лет. Молодая жена, двое маленьких детей. Огород, речка, а летом выезд на острова. Ещё работа учителем в лицее, выматывавшая мозги и силы. Круговерть, как говорится, еще та! Спасением и расслаблением от неё служили посиделки и трёп с друзьями на лодочной станции. Ими во вред семьям мы никогда не злоупотребляли. Так, по сто пятьдесят грамм водки или чуть больше с закусью. Закусь каждый приносил с собой, за водкой ходили по очереди. Помню, была как-то моя очередь. В те времена при каждом продуктовом магазине всегда кучковалась местная молодёжь. При нашем магазине обитала так называемая «речная» компания. Авторитетом в ней был Колян. Невысокого роста, крепко сбитый, с волевым лицом и сурово сжатыми тонкими губами, он всегда выглядел уверенным в своих действиях, в своих привычках и в своём обращении с людьми. В магазине мог безапелляционно потребовать у любого мужика недостающую мелочь на бутылку водки. Так в этот раз он потребовал и у меня, когда я отошел от прилавка со сдачей в 10 копеек на ладони. Серые глаза Коляна буравили меня как сверло металл. Протянутая ковшиком ладонь казалась чугунной. Мои 10 копеек просто утонули в ней. Не сказав ни слова, Колян без очереди подошёл к прилавку и выложил на тарелочку мятую трёшку и несколько монет, в том числе и мои 10 копеек.
– Бутылку водки, тётя. Женя.
– А закуску? – страдальчески сощурила свои всегда печальные глаза худенькая, в белом переднике и белом колпаке продавщица тётя Женя.
– Боня утром рыбы наловил и ухи сварил. – отчеканил Колян, взял бутылку и пошёл вразвалочку на выход.
Тётя Женя и люди в очереди, в основном старушки из близлежащих домов, молча проводили его взглядами, без укоризны, но и не тепло. Мне не было жалко 10 копеек, было брезгливо на душе, будто я\ коснулся кучи дерьма.
В другой раз, уже осенью, я пересекся с Коляном на остановке автобуса рядом с нашим магазином. Я стоял в костюме, с галстуком в тон рубашке и портфелем в руке. Был полдень. Но я ехал не в центр, как обычно, по утрам, на работу в лицей, а на городскую конференцию. Тут подошла нарядно одетая учительница-пенсионерка из школы за нашим домом. Она тоже ехала на конференцию, так как ещё работала на полставки. Мы разговорились. Из магазина вышел Колян, прошел мимо нас, на ходу вежливо поздоровался с учительницей. Та окликнула его, спросила, как здоровье его мамы, просила передать ей привет. Они с детства были подругами. Сказала, что мы едем на педагогическую конференцию. При этих словах Колян метнул в меня, как копье, взгляд серых глаз, поспешно отвернулся и ушёл от нас на другую сторону улицы. С тех пор он меня демонстративно не замечал. А его пузатый плешивый адъютант по кличке Боня при встречах со мной на улице тут же отворачивался. Видно, я стал темой разговоров у них, и мне был вынесен вердикт неприкасаемого.
Скоро мы с женой переехали на другой конец города. Но всё так же наведывались на прежнее место жительства к друзьям на праздники, а летом на рыбалку или на острова. Изредка я видел у магазина и Коляна. Тот по-прежнему меня не замечал. Потом я узнал, что его адъютант Боня умер. «Речная» команда Коляна значительно поредела. Кто уехал, кто так же умер. На смену пришла братия помоложе и понаглее. Но марку местного авторитета Колян ещё продолжал держать, хотя удали у него поубавилось. В магазине мелочь не сшибал. Начал продавать вынесенные тайком от матери вещи из дома. Я видел однажды, как он предлагал на остановке какому-то хозяйственному мужичку часы-будильник. Мелькнула мысль, зачем, и правда, ему знать время. Оно имело смысл для него от пьянки до похмелья, а следом до следующей пьянки.
Прошло, примерно, лет тринадцать. Дети выросли. Я поседел. Мы по-прежнему с женой так же регулярно ездили на бывшее местожительство к друзьям, которых, слава Богу, хранила судьба. В один из приездов я пошёл в магазин с друзьями и увидел Коляна, сидевшего на ступеньке крыльца с кучкой рыбы утреннего улова. Похудевший и тоже седой, он уже не выглядел прежним авторитетом. Он зыркнул на меня своими серыми глазами, утратившими прежний напор и волю, и медленно перевел взгляд на кучку рыбы. Друзья потом рассказали, что у Коляна недавно умерла мать. Вся его «речная» компания канула в лету. Он остался совсем один. Молодняк его не принимал в свои компании, даже пару раз избил. А дворовые бабушки поведали, как после смерти матери Колян пришёл к церкви, но прихожане даже не пустили его на крыльцо. Он стал рваться во внутрь и страшно ругаться. Вызвали милицию, и Коляна посадили на 15 суток.
А скоро пришёл год и день, о которых я говорил в преамбуле к этой истории. Мне исполнилось пятьдесят лет. Мои друзья, как и я, седые и пузатые, но полные интереса к жизни, предложили отпраздновать эту дату, как в молодости, на острове, на что мы с женой с радостью согласились. Палатки, место для костра, обветшавшие столы и лавки друзья обустроили и подновили заранее. Так же они обязались выставить свежую рыбу, шашлык в маринаде и всякую зелень. За нами с женой были водка для мужчин, вино для женщин и лимонад для детей. Купить это всё надо было в субботу, в день отплытия всей нашей компании на остров.
Магазин в субботу, как всегда, был самым оживленным местом у автобусной остановки. Молодняк, быстро отоварившись, шумными кучками уходили кто к речке, кто в заросли прибрежных кустов. Семейные пары с тяжелыми пакетами степенно шли или к автобусной остановке, или во дворы своих домов. Бабульки, которых я почти всех знал и которые старели у меня на глазах, кучковались на скамейках автобусной остановки. Одни делились сплетнями, другие нужными по хозяйству советами. У крыльца магазина неподвижно торчала только нелепая сутулая фигура в растянутой майке, дырявых женских лосинах и желтых пластмассовых шлепанцах на босую ногу. Перед фигурой на асфальте стояла бумажная бадья из-под «Деширака». Обсуждая предстоящие покупки, мы прошли мимо фигуры в магазин, не обратив на неё внимания. Жена, обойдя другие отделы, пока я торчал возле вино-водочного, шёпотом позвала меня к стеклянным дверям выхода и показала на фигуру, а рядом с ней знакомую нам старушку. Она что-то говорила и тыкала пальцем в бадью. Фигура безмолвствовала, закрыв глаза. Старушка пожала плечами, махнула рукой и положила в бадью пару монет.
– Ты узнаёшь его?
Я вгляделся. Это был Колян.
– Да, узнаю. Какой ужас, а ведь мы-то одногодки!
Когда мы вышли из магазина на крыльцо с полными пакетами, Колян поднял на нас теперь уже не серые, а белесые глаза и потянулся вверх всем телом в нашу сторону…
Он помнил всех, кто ходил в этот магазин, у кого он сшибал мелочь на водку. А его все забыли и теперь просто не замечали. Только сердобольные старушки, помнившие его мать и его самого в младенчестве, жалеючи, ещё бросали ему, как милостыню, мелочь в бумажную бадью на пропитание, хотя, скорее всего, она шла на водку…
Почти сразу костлявое тело Коляна, как продырявленный шарик, сдулось. Он снова сгорбился, закрыл глаза и болезненно сморщил тонкие губы. Раньше он не замечал меня. Теперь я шёл мимо него и не обращал внимания на его порыв…
У меня не было милосердия в душе.
Пропойца – не нищий, а магазин – не церковь.
Мы, я и он, дожили до пятидесяти лет. Но Колян по своей вине сейчас прозябал в гибельном одиночестве. А меня на пристани ждали друзья молодости и их семьи. И нас ждал на острове наш, именно наш, а не только мой, праздник. Разве не так?..
Нужно сказать, что даже много времени спустя, особенно когда одолевала бессонница, я порой вспоминал Коляна. Не потому, что мне было стыдно за своё тогдашнее немилосердие. Не дал денег, не заговорил с ним тогда. Нет! Меня пронизывал в такие минуты ужас, что человек способен так тупо и так бездарно утопить свою единственную жизнь в сплошном дерьме. Не дай Бог такому случиться с кем-нибудь в его жизни!
2022 – 2023